Утро, когда началась эта история, было самым обычным.
Мне было лет девять. В этот день мы должны были писать контрольную работу по математике, и, как обычно в такой день, мне было немного не по себе, червячок сомнения в своих силах решил напомнить о себе.
Школа находилась недалеко от дома. Это было старое здание, к которому со временем сделали большую современную пристройку. В старой школе удобства находились во дворе, туда можно было попасть либо коротким путем — через черный ход, если он был открыт, либо через центральный вход, в обход
школы, но на это уходило значительно больше времени.
Контрольная была почти написана, и до конца урока оставалось совсем немного, когда я захотела в туалет. Я очень спешила: надо было вернуться и решить еще одну задачу. Вот ужас, черный ход закрыт! И я побежала в обход школы, не надев даже куртку. Была осень, накрапывал дождь, лужи были повсюду, а так не хотелось тратить время, обходя их. Я решила перепрыгнуть и… упала. Школьная форма была новенькая, плиссированная юбочка открылась, как цветок, и я села на задницу, накрыв лужу своим платьем.
В класс я зашла с грязными опущенными руками, с меня текла вода.
— Шустова обоссалась!
Это была первая реакция моих одноклассников. О, ужас!
Я заревела от позора.
— Я не обоссалась, я упааалааа!
Слезы душили меня: контрольная не дописана, и все думают, что я описалась. Позор!
На помощь пришла учительница — она отпустила меня домой, и сказала, что разрешит потом дописать контрольную.
Пока я спускалась с этажа в раздевалку, прозвенел звонок, и вся школа вышла на перемену.
— О, Шустова обоссалась!
— Я не обоссалась, я упааала!
Я со слезами на глазах пошла домой. Зайдя в свой подъезд и понимая, что я уже дома и можно зареветь по-настоящему, я дала волю своим чувствам. Дверь открыла бабушка.
— Мила, что случилась, ой, да ты описалась?!
Это было последней каплей! Слезы душили меня, а недописанная контрольная подливала масла в огонь.
— Бабуля, я упаала, я не описалась, и я не дописала контрольную!
Бабушка меня обняла, помогла помыться, переодеться, уложила под одеяло, и я, уже только всхлипывая, смогла рассказать, что случилось. Нам вдруг стало смешно, мы представили, как это выглядело со стороны… Это ведь действительно было забавно.
Бабушка ушла по делам, а мне было так уютно под одеялом, что я уснула приятным послеобеденным сном.
Если кто не знает, в те далекие времена закрывать двери, если кто-то был дома или уходил ненадолго, было не принято.
Ключи от квартиры, как правило, лежали под ковриком, или висели на гвоздике в столе, который стоял у каждой двери в нашем общем коридоре.
Я проснулась. Сон мне пошел на пользу, настроение было хорошее: контрольную решу позднее, школьная форма уже чистая.
— Мила, ты дома?
В комнату вошла тетя Лена, наша соседка. У нее была большая семья: две дочки — Марина, старше меня на два года, и Люся, младше меня на несколько лет, муж, дядя Леня, и мама тети Лены, Мария Ивановна.
Мария Ивановна была небольшого роста, у нее не было одного глаза, она всегда носила фартук и неизменный платочек на голове. Бабушка словно из сказки, она вечно хлопотала по хозяйству и славилась своей волшебной пшенной кашей — о ней знала вся улица, и действительно, такой рассыпчатой и вкусной
пшенной каши я больше никогда не ела.
Очень хорошо помню, как она собиралась готовить свое чудо. Мария Ивановна брала ситцевый мешочек с пшенной крупой и, если погода была безветренная и теплая, выходила во двор, в палисадник. Садилась за стол, высыпала на газету порцию крупы и начинала ее перебирать. Каждое зернышко проходило строгий контроль. Раньше любая крупа была с примесью разного мелкого мусора, не было еще таких хороших технологий, как сейчас, но и вкус, зато был отменный. Каша получалась ярко-желтого цвета, рассыпчатая и очень вкусная.
Дядя Леня и мой папа часто ездили на рыбалку, их объединяло это увлечение, а мы все вместе ждали их, «со щитом или на щите», как уж повезет. Зимой они привозили с рыбалки, вместе с большими рыбами, мелких окуньков и ершиков, уха из них получалась очень вкусной. В общем коридоре ставили таз и вываливали туда улов, чтобы можно было поделить на всех.
Однажды мы увидели настоящее чудо. Рыбу залили водой, чтобы почистить, она была замороженная — и вдруг большинство рыбок ожило! Так странно, они же были мертвые… Мы не дали варить из них уху, и они еще долго жили у нас в банках.
Позднее дядя Леня увлекся охотой, и тогда в нашем рационе появились утки и зайцы, но на рыбалку они с папой ездить стали реже. Папа обычно привозил с рыбалки не только рыбу, но и обязательно гостинчик лично для меня, он был от лисички или от зайчика. Если рыбалка удавалась, то делать перекусы было некогда, и дежурный бутерброд оставался в недрах рюкзака, становясь самым вкусным гостинцем для меня.
— Мила, а это тебе, зайчик передал.
Папа протягивал измученный бутерброд или, точнее, то, что от него оставалось, обычно это был сыр в крошках хлеба, но это было вкуснее, чем все торты мира.
Потом, когда у меня появилась дочь, и ей уже было года полтора, он приносил гостинчик от лисички и ей. По дороге домой, возвращаясь с работы, он иногда покупал бублик в хлебном магазине, а его любимая внучка съедала этот гостинец с большой радостью. Она до сих пор любит покупать бублики, большие и мягкие, и неизменно вспоминает своего деда. У нее сохранилось немного воспоминаний, она была очень маленькая, когда не стало моего папы, но она помнит, как бежала встречать дедушку с гостинцем от лисички.
— Дэнданя пришел!
Старшая дочь тети Лены всегда выглядела несколько угловатой и не по годам крупной девочкой и, как могло показаться с первого взгляда, была немного молчаливой и необщительной.
Марина любила сидеть на подоконнике и слушать пластинки, и еще она не стеснялась возиться с нами, с малышней. Мне она казалась очень доброй, она любила мечтать, я это знаю.
Однажды, когда я еще не ходила в школу, она взяла меня на новогодний утренник в свою школу. Елка была наряжена в спортивном зале, мне он показался огромным. На Марине был костюм звездочки: черное атласное платье было расшито звездочками, вырезанными из блестящей бумаги, а на голове — корона
в виде месяца. Она была очень красивая, мне показалось что она волшебница. Мне утренник в школе казался очень важным и серьезным мероприятием, я представляла, как и я буду скоро ходить в эту школу, и буду уже не какой-то там малявкой.
Закончив восемь классов, Марина решила уехать в Ленинград — учиться на повара, да так там и осталась навсегда. Когда я узнала, что наша Марина собирается уезжать, мне стало за нее очень страшно. Вот так взять и уехать! Она мне казалась еще не готовой к самостоятельной жизни.
Ее младшая сестра, Люся, была девочкой с большими голубыми глазами, которыми она удивленно наблюдала за миром.
Несмотря на то, что она была младше всех нас, Люся активно принимала участие в наших дворовых играх. Мы играли в войнушку, и Люся стойко переносила тяготы солдатской жизни.
На войне я была врачом, спасала жизни наших бойцов. У меня была большая коробка с ручкой, похожая на врачебный чемодан, и именно с ней я и спасала наших солдат.
Долгое время я была уверена, что и во взрослой жизни стану врачом. Это было серьезное увлечение. Я копила деньги в такой маленькой пластмассовой баночке, чтобы приобрести новый медицинский инструмент. Обычно раз в месяц, с зарплаты, папа давал рубль, он специально в кассе просил новенький юбилейный рубль и давал его мне в копилку. Бабушка каждый день давала мне в школу двадцать копеек, а в те времена это были неплохие денежки, и можно было за неделю немного отложить в копилку. Иногда бабушка просила сдать бутылки из-под молока, а деньги разрешала оставить себе. Одним словом, финансовые поступления были регулярными.
У нас в городе, в центре, открыли магазин, который назывался «МЕДТЕХНИКА». Он занимал часть левого крыла нового пятиэтажного дома, его витрина была вся из стекла и привлекала какой-то ослепительной белизной и сиянием разных инструментов. Первое время я часто приходила и просто стояла перед
витриной, не решаясь зайти внутрь.
Меня заприметила продавец и однажды махнула рукой, приглашая зайти. Сердце ушло в пятки, а добрая тетечка улыбалась и явно была рада моему визиту. Ее звали тетя Валя, мы познакомились, я рассказала, что хочу стать врачом, и у меня есть денежки для покупки медицинского инвентаря.
— Что же ты хочешь приобрести в первую очередь?
Мои глаза разбежались: в витринах было все — шприцы разных размеров и иголки к ним, скальпели и пилы ( я сразу поняла, для чего они — страшно, но жизненно необходимо, если нужно произвести ампутацию конечности), наборы трубочек для забора крови, банки «ай петри» (такие круглые и плоские банки, который плотно закрываются), стетоскопы, баночки разных размеров для стерилизации шприцов, и много еще чего.
Я хотела все, но мой бюджет был всего пять рублей, такая сине-голубая бумажка. Видя мою растерянность, тетя Валя взяла подбор медицинского оборудования в свои руки. Так в моем арсенале появились: два шприца — маленький и чуть побольше, с железной блестящей банкой для кипячения, трубочки для забора крови (чем прокалывать палец, тетя Валя не разрешила купить, спасая тем самым наших дворовых ребятишек) и стетоскоп ( он был пластмассовый, с резиновыми трубками, меня он устроил). Мой арсенал врача пополнился, теперь я спасу больше раненых солдат.
Этот магазин был предназначен для оптовой торговли, там закупали все необходимое медицинские учреждения города.
Я не была оптовым покупателем, и не знаю, как тетя Валя решала этот вопрос, но я помню, как радостно она меня встречала, и как помогала сделать правильный выбор. Я была у нее частым гостем.
Лечила я всех самозабвенно. Обрабатывала раны йодом, бинтовала, слушала, как бьется сердце, капала в глаза чистую воду, хорошо, что не из лужи, все-таки быть врачом — это врожденный талант, и я соблюдала правила гигиены. Как только я появлялась во дворе со своим чемоданчиком, ко мне выстраивалась целая очередь ребятишек, если это был обычный прием врача, ну, а если мы играли в войну, то тут уж я решала, какой степени тяжести рана, и когда кого лечить первым.
— Лида, остановите свою дочь, она уже всех детей в доску залечила.
Так часто обращались к моей маме соседи — и приходилось временно останавливать врачебную деятельность, но всегда было чем заняться еще.
Когда мы были совсем маленькие, взрослые нам устраивали показ диафильмов в нашем общем коридоре. Мы — я, Марина,
Люся и Сашка Йончик — усаживались на маленькие стульчики, белая стена коридора была экраном, кто-нибудь из взрослых включал фильмоскоп и читал текст, который был написан на очередной картинке. Для того, чтобы все было хорошо видно, выключали свет, это добавляло таинственности, и мы, задрав головы к экрану, погружались в мир сказок…
— Тетя Лена, я дома, проходите.
Тетя Лена зашла в комнату с большим бумажным мешком, который был знаком мне до боли. Я знала, что в этом мешке у Марины хранятся лоскутки для шитья одежды куклам и пупсикам. Это был настоящий клад, так как найти ненужные взрослым кусочки ткани было очень нелегким делом в те далекие времена.
В нашем дворе жила тетя Нина, она была портнихой, и мы частенько наведывались к ней с просьбой дать нам лоскутков.
Она открывала дверь с бигуди на голове и сигаретой во рту.
Если нам везло, она отдавала небольшие обрезки, оставшиеся от раскройки очередного платья или блузки. Чаще же всего она нас прогоняла и говорила, что мы слишком часто приходим в гости.
Иногда мы ходили во двор городского «Индопошива» и, если удавалось прийти в нужное время, когда из цеха только что выкинули мусор, можно было найти даже очень красивые лоскутки.
Надо ли объяснять, каким счастьем было обладать целым мешком красивых лоскутков? Тетя Лена работала на заводе, и ей выдавали обрезки ткани для технических нужд, а она их приносила своей дочке Марине. В те времена в моду вошла ткань «нейлон». Из него шили платья и блузы, ткани были очень
ярких цветов. Вот именно такие лоскутки, спрессованные и запаянные на фабрике при раскройке в маленькие блоки, и находились в этом мешке.
— Это — тебе, теперь этот мешок твой!
Позади тети Лены стояла Марина с низко опущенной головой. Они развернулись и ушли, я даже не успела сказать «спасибо», так быстро все произошло.
Вот так, после всех дневных моих переживаний, на меня свалился целый мешок счастья. Не веря своим глазам, я осторожно заглянула в мешок. Действительно, там были лоскутки. В глазах зарябило от ярких красок, я протянула руку и достала из самой глубины пачку лоскутков. Они были достаточно хорошего размера для воплощения любой из моих дизайнерских идей. Я села в центре комнаты и стала вытаскивать из мешка свои сокровища. Я брала в руки очередную пачку и представляла, что можно из этого сшить, или какими лоскутками я поделюсь со своими подружками. Улыбка не сходила с моих губ, я собрала все обратно в мешок и обняла его.
Вдруг в комнате опять появилась тетя Лена:
— Давай мешок обратно, я передумала.
Очевидно, в моих глазах отразилась скорбь всего мира.
Она опустила руку в мешок, взяла лоскутки, сколько уместилось в руке, сунула их мне, и стремительно ушла. На миг мне показалось что вообще не было никакого мешка, но в руках было напоминание о свалившемся на меня мешке счастья.
Это, конечно, не мешок, но ведь был у меня и целый мешок!
Я вдруг представила Марину — как она обрадовалась, что ей вернули ее сокровище, и мне стало хорошо и радостно за то, что кто-то опять получил целый мешок счастья. Так деликатно петля времени замкнулась.Мы увиделись с тетей Леной через много-много лет, когда я вернулась в свой город, чтобы навестить друзей. Она уже жила не на нашей Гороховой. Мы сидели за вкусно накрытом столом, все вместе — тетя Лена, Марина (она приехала из Санкт-Петербурга в гости) и Люся, а вот дяди Лени уже не было.
Смотрели старые фотографии, и вдруг, не сговариваясь, вспомнили мешок счастья, который был хорошим уроком для всех участников того воспитательного процесса.
Тетя Лена рассказала, что она решила проучить Марину,
которая что-то сделала не так, и решила отдать мешок мне, но
потом они нашли общий язык, надо сказать, очень быстро, и решили вернуть мешок обратно. Возможно, с точки зрения педагогики это был не самый лучший воспитательный урок, но совершенно точно — именно тогда я поверила, что в жизни может произойти чудо, и на вас может свалиться целый мешок счастья,
даже если вы его совсем не ждете.